Однажды ты прижал к моей шее отвертку и прошептал: «Хочу увидеть, как захлебнешься в собственной крови».
Кажется, тогда я поняла, что мы с тобой сработаемся. Улыбнулась и шагнула вперед.
Мы кружимся с тобой в искалеченном подобии танца на расстоянии длины руки и одного удара. Я плачу синяками за возможность посмотреть тебе в глаза. Твоя кровь разбавлена кровью зверя. Плавно-резкие движения, как у всего, что прекрасно и разрушительно, как у всего, что создано природой. На твоих губах отраженье волчьих оскалов, а за спиной бьют крыльями хищные птицы.
Нашему танцу тысячи лет, из него когда-то родился танец любви. Но у нас будет другой финал. Однажды, мои глаза подернутся пленкой третьего века, однажды, ты забудешь человечью речь. Тогда мы доведем наш танец до конца. Останется только один.
Я шагаю вперед и шепчу: «Хочу умереть от твоей руки».
Кажется, тогда я поняла, что мы с тобой сработаемся. Улыбнулась и шагнула вперед.
Мы кружимся с тобой в искалеченном подобии танца на расстоянии длины руки и одного удара. Я плачу синяками за возможность посмотреть тебе в глаза. Твоя кровь разбавлена кровью зверя. Плавно-резкие движения, как у всего, что прекрасно и разрушительно, как у всего, что создано природой. На твоих губах отраженье волчьих оскалов, а за спиной бьют крыльями хищные птицы.
Нашему танцу тысячи лет, из него когда-то родился танец любви. Но у нас будет другой финал. Однажды, мои глаза подернутся пленкой третьего века, однажды, ты забудешь человечью речь. Тогда мы доведем наш танец до конца. Останется только один.
Я шагаю вперед и шепчу: «Хочу умереть от твоей руки».